- О, джигит, то речь не мальчика, а мужа! - воскликнул Гуссейн, - Слюшай, бомбить будем батарею береговой обороны "Тирпиц" возле Констанцы, которая серьезно беспокоит флотских товарищей. Такого ты еще не видел. Решено применить против нее управляемые бомбы КАБ-500 ОД. Там три орудия и радарно-дальномерный пост, и мы их одним залпом... Работа будет ночью, так что давай сейчас слетаем на твоей птичке, посмотрю, чему ты успел научиться. Потом ранний ужин, и спать до часу ночи.
- Куда пойдем? - спросил я, когда мы, уже в полетных комбинезонах, подошли к стоянке.
- Давай до Херсона, потом на Мелитополь и домой... - Гуссейн показал мне на мою машину, - ну, разве не красавица?
Сначала, я не понял о чем он, больше меня занимало то, что основная часть полета будет проходить над территорией противника. Потом присмотрелся к машине, и остолбенел. Это больше не была голая "летающая парта", под крыльями были задействованы шесть точек подвески из восьми. Два пятисоткилограммовых подвесных топливных бака, и четыре двухствольных пушечных контейнера, калибром 23 мм. Я прикрыл глаза, пытаясь сообразить, какую же огневую мощь имеет теперь этот самолетик. При беглом подсчете, с учетом скорострельности, получилось, что он один имеет секундный залп целого истребительного авиаполка.
Взлетели нормально. Машина чуть потяжелела, конечно, но тяга на двух движках все равно сумасшедшая. Развернулись над Евпаторией, и легли на курсом к Херсону. Скорость на маршруте 750 км/ч, высота полтора километра. Облачность переменная, средней паршивости, но при желании можно спрятаться в облака, и подглядывать оттуда через радар. На полпути к Херсону над Черным морем... В наушниках предупреждающе запищало, а на радарном экране переднего обзора начали быстро появляться зеленые точки. Километрах в ста двадцати от нас на одной с нами высоте на встречном курсе обнаружена большая группа самолетов. Две девятки, восемнадцать машин.
- Товарищ капитан, немцы... Атакуем?! - взмолился я.
Капитан Магомедов покрутил головой, потом вдруг сказал, - Нэцы-шменцы! Так, товарищ старший лейтенант, набери еще метров пятьсот и возьми чуть левее. Сейчас будем учиться пользоваться электровеником. - и добавил, - Ну, немчики, как вас много, и какие вы маленькие... И никто вас сюда не звал. Товарищ старший лейтенант, помни, что в твоих руках очень тяжелая кувалда, и ты атакуешь не отдельный вражеский бомбардировщик, а всю девятку. Так, не забывая об упреждении, целься в правого ведомого головной тройки, да так чтобы он состворился с правым ведомым левой тройки. Так, еще немного... - в кольцах прицела росли странные, никогда не виданные мною четырехмоторные силуэты. - Ох! Сань! Мать их за ногу! Это же Кондоры!
- Что за "Кондоры", - не понял я.
- Германские дальние бомбардировщики... - откликнулся Гуссейн, - ты не отвлекайся, не отвлекайся, эти господа как раз по нашу душу... Огонь! Огонь же, огонь!
Я, наконец, вдавил гашетку на пару секунд, и Су-25 затрясся от отдачи аж восьми пушек. Густой веер трасс разлетелся перед носом моего самолета, на мгновение закрывая обзор. Действительно зря я так тянул. Тот бомбардировщик, в который я целился, буквально смело с неба. Он взорвался, рассыпался, разлетелся на куски. Факелом вспыхнул и тот немец, который проецировался следующим. Но не линия справа ни линия слева оказались совершенно не задеты. А, нет, левый ведомый левой тройки, густо дымя двумя правыми моторами, быстро пошел вниз.
- Так, набирай, высоту, разворачивайся, попробуем взять вторую девятку справа-сверху-сзади, - похоже, товарища капитана охватил азарт, - Только Саш, во имя Аллаха, больше так не тяни. У тебя в тот раз конус рассеивания просто не успел раскрыться.
- Конус-шмонус, - процедил я сквозь зубы, заходя во вторую атаку, - понял я, сейчас попробуем чуть-чуть по другому, - на этот раз я заставил себя открыть огонь с вдвое большей дистанции, чем привык. Ну и ну! Всего две секунды я вел огонь, а строй вражеских самолетов буквально осыпало сотнями трасс. Мощь снаряда этой пушки была такова, что одно-два попадания валили тяжелый бомбардировщик с неба. Я потряс головой приходя в себя, и оглянулся, - Скольких же я достал? - на месте девятки осталось только три самолета. И те, заложив вираж, разворачивались на обратный курс, а из бомболюков, в ни в чем не повинное море, горохом сыпались бомбы. Точно-то же делали шесть "Кондоров" недобитой мною головной девятки. Я впервые за всю войну наблюдал "Дранг нах куда глаза глядят" в исполнении немецких асов.
Гуссейн хихикнул, и переключил канал на радио, в уши ворвались немецкие каркающие вопли, - Alarm, Alarm, Alarm - Super Raubvogel im flug!
- Ты, теперь пернатый суперхищник, великий и могучий, - сдерживая смешки сказал мне капитан, - они бы и с парашютами попрыгали, как те придурки вчера, только вот море внизу, мягко выражаясь, не для купания, январь не август.
Я представил себе, как выглядела моя машина со стороны в момент открытия огня, и содрогнулся. Извержение вулкана и то неверное ведет себя деликатнее. Заложив вираж, я начал выходить в хвост, удирающим фрицам. Заметив начало моей атаки, они начали шарахаться из стороны в сторону, пытаясь сбить мой прицел. Только вот тяжелый четырехмоторный бомбардировщик, это не легкий мессершмитт, поэтому вместо энергичных маневров у них получалось какое-то вялое переваливание с крыла на крыло. Правда, пилоту одного из "Кондоров" удалось добиться большего, чем его приятелям. Слишком энергично орудуя штурвалом, он на мгновение поставил свою тяжелую машину ребром на крыло, потом она опустила нос, перевернулась кверху брюхом, и безо всякой помощи с моей стороны отправилась в последнее пике к поверхности моря. Машины такого класса из пикирования не выходят никогда.